ИСКУССТВО, РОЖДЕННОЕ ТОРОЙ - Страница 6

Вопрос может вызвать и фигура в левой половине картины, на фоне темной горы, ближе к ее подножью. Мы видим сидящего человека в одежде и с внешностью, типичной для обитателей еврейских местечек девятнадцатого – начала двадцатого веков. А в левом нижнем углу холста угадывается фигура стоящего у мольберта художника. Как они оказались у горы Синай?

Неожиданны и деревянные домики под крутыми двускатными крышами, которые видны на горизонте у правого верхнего края картины. Такие строения можно легко себе представить среди озер и лесов Восточной Европы, но как они появились в Синайской пустыне?

Ответ на все эти вопросы таков. Картинам Шагала свойственно соединение пространств. Когда пространства соединяются, время, которое требуется для перемещения из одной точки пространства в другое, превращается в мгновение, так что мы можем созерцать их одномоментно. И здесь Шагал, следуя еврейской традиции, показывает связь нашего мира с духовными мирами – вневременными и внепространственными.

Не будем забывать, что перед нами изображен момент дарования Торы на горе Синай. Сама же Тора была спущена в наш материальный мир из высших духовных миров, где нет понятий пространства и времени. Не имея материальной основы, Тора была написана черным огнем по белому огню10. И только впоследствии, после создания нашего мира, она обрела материальную оболочку: черный огонь превратился в буквы, а белый – в свиток Торы.

У верхнего края картины виднеется огромный темный полукруг, похожий, пожалуй, на разрыв, образовавшийся в небесных сферах. Он напоминает нам объяснение в мидраше, что в момент дарования Торы раскрылись завесы небес и всему народу стали ясны связь и изначальное единство нашего нижнего мира с верхними духовными мирами.

Кроме того, в этот момент произошла отмена «природных» временны?х и пространственных законов – и весь народ видел сияние Б-жественного света. В этом свете все скрытое становилось явным: как события, которые произойдут на протяжении тысячелетий, так и все поколения, которые появятся до дней Машиаха в конце времен.

В своей работе Марк Шагал выразил средствами изобразительного искусства это соединение и взаимопроникновение пространств и времен, показав в картинном пространстве одного произведения одновременность существования различных периодов истории, и этим зримо связал свою судьбу с судьбами всех поколений еврейского народа.

В комментарии Раши на первые слова Торы говорится, что все «небесное» и все «земное» Всевышний создал чудесным образом в потенциале, в одно мгновение, и в этом смысле нет разницы между природным и надприродным миром.

Так же, как един Создатель мира, так же целостно и едино Его творение, и все различия – это только метаморфозы одной и той же действительности, которую создал Всевышний. И в каждом «природном» творении сохраняется «память» о его связи с «надприродным» началом, из которого он возник.

Эти идеи и связанные с ними временны?е изменения-трансформации, а также выявление связи материального и духовного, использование символов и аллегорических изображений в едином поле белого листа характерны и для других работ Марка Шагала. Рассмотрим, к примеру, одну из его иллюстраций к поэме Авраама Суцкевера «Сибирь».

Иллюстрация называется «Благословение над субботними халами». Во время первой мировой войны семье Суцкевера пришлось покинуть Литву, ставшую ареной кровопролитных боев, а их дом был полностью разрушен. В качестве беженцев им было разрешено поселиться в Сибири, в окрестностях города Омска, где и прошли детские годы поэта. Поэма «Сибирь», написанная на идиш, была издана в Израиле в 1952 г. с иллюстрациями Марка Шагала. В первой из восьми иллюстраций к поэме Шагал создает запоминающийся образ отца поэта, произносящего благословение над субботними халами. На его лице лежит отпечаток перенесенных страданий, но в то же время оно выражает доброту и глубокую сосредоточенность. Этот человек знает, что в нашем мире много зла. Мир зла существует, и мы видим, как художник символически изображает это зло в виде хищного зверя, который пытается запустить в окно свою когтистую лапу и разрушить высокий настрой еврейской души. Но зло бессильно, ибо эта душа окутана внутренним светом любви к Творцу.

Персонаж на картине почти поглощен грозными природными силами нашего мира, почти захвачен в круговерть бушующей метели и одновременно – высоко поднят над этим миром и близок миру высшей духовности, с которым он связан молитвой. Он одновременно находится и в ледяном пространстве зимней сибирской ночи, и в тесном пространстве своего бедного жилища, где, вопреки всему, ощущается особая духовная атмосфера еврейской Субботы, и между этими пространствами нет никакой дистанции. Пространства переходят одно в другое, свободно трансформируясь, что в нашем мире – явление сверхъестественное.

Шагал не просто иллюстрирует поэму Суцкевера, он создает самостоятельный, параллельный ряд художественных образов, в сущности – интерпретирующих текст поэмы.

Приведем здесь строки поэмы, посвященные отцу автора:

«Светло, как луна, лицо моего отца.

Беззвучны, как снега, его руки.

Он режет черный хлеб

Блестящим милосердным лезвием.

По его лицу пробегают синие тени.

И с этими новыми для меня мыслями

я макаю в соль ломоть отцовского хлеба».

Работа Шагала – это не только одна из иллюстраций к поэме, где художник изображает конкретный образ отца поэта. Трансформируя время и пространство, Шагал поднимает этот образ до вневременного символа, в котором отразилась судьба всего народа, сохранившегося на протяжении тысячелетий благодаря глубокой связи с Творцом.